Код:
От Папеэте на островах Товарищества до Малого Кораллового моря путь
неблизкий: идти приходится от 150ь западной долготы до 150ь восточной
долготы. Если плыть по прямой, то это все равно, что пересечь
Атлантический океан. А "Морская Чайка" к тому же шла не по прямой. Из-за
многочисленных дел Дэвида Грифа она не раз отклонялась от курса. Гриф
сделал остановку, чтобы заглянуть на необитаемый остров Роз и узнать,
нельзя ли его заселить и устроить там кокосовые плантации. Затем он
вздумал засвидетельствовать свое почтение Туи-Мануа, королю Восточного
Самоа, и тайными происками добивался там доли в монопольной торговле на
трех островах этого умирающего монарха. В Апии он принял на борт для
доставки на острова Гилберта нескольких новых агентов, ехавших на смену
старым, и партию товаров для меновой торговли. Потом он зашел на атолл
Онтонг-Ява, осмотрел свои плантации на острове Изабель и купил землю у
вождей приморских племен северо-западной Малаиты. И на всем протяжении
этого извилистого пути Дэвид Гриф старался сделать из Алоизия Пенкберна
настоящего человека.
Этот вечно жаждущий мученик, хотя и жил на юте, принужден был
выполнять обязанности простого матроса. Он не только стоял вахту на руле,
крепил паруса и снасти; ему поручалась самая грязная и тяжелая работа. Его
поднимали в "беседке" высоко вверх, и он скоблил мачты и промазывал их до
самого низа. Он драил песчаником палубу и мыл ее негашеной известью. От
этого у него болела спина, но зато развивались и крепли его дряблые
мускулы. Когда "Морская Чайка" стояла на якоре и матросы-туземцы скоблили
кокосовой скорлупой медную обшивку ее днища, ныряя для этого под воду,
Пенкберна тоже посылали на эту работу наравне со всеми.
- Посмотрите на себя, - сказал ему однажды Гриф. - Вы вдвое сильнее,
чем были. Вы все это время капли в рот не брали и вот не умерли же, и
организм ваш почти избавился от отравы. Вот что значит труд. Он оказался
для вас куда полезнее, чем надзор сиделок и управляющих. Если хотите пить
- вот, пожалуйста! Нужно только поднести ко рту.
Он вынул из ножен свой тяжелый нож и несколькими ловкими ударами
вырезал треугольный кусок в скорлупе кокосового ореха, уже очищенного от
верхней волокнистой оболочки. Жидкий, прохладный сок, похожий на молоко,
шипя запенился через край. Пенкберн с поклоном принял эту изготовленную
природой чашу, запрокинул голову и выпил все до дна. Каждый день он
выпивал сок множества орехов. Чернокожий буфетчик, шестидесятилетний
туземец с Новых Гебридов, и его помощник, одиннадцатилетний мальчик с
острова Ларк, аккуратно снабжали его ими.
Пенкберн не протестовал против тяжелой работы. Он не только никогда
не увиливал от нее, но хватался за все с какой-то жадностью и мигом
исполнял приказание, всегда опережая матросов-туземцев. И все то время,
пока Гриф отучал его от спиртного, он переносил эти муки с истинным
героизмом. Даже, когда организм его отвык от отравы, Пенкберн все еще был
одержим постоянным маниакальным желанием выпить. Однажды, когда он под
честное слово был отпущен на берег в Апии, хозяевам трактиров чуть не
пришлось закрыть свои заведения, так как он выпил почти все их наличные
запасы. И в два часа ночи Дэвид Гриф нашел его у входа в "Тиволи", откуда
его с позором вышвырнул Чарли Робертс. Алоизий, как когда-то, заунывно
изливал свою печаль звездам. Одновременно он занимался и другим, более
прозаическим делом: в такт своим завываниям он с удивительной меткостью
кидал куски коралла в окна Чарли Робертса.
Гриф увел Пенкберна, но принялся за него только в следующее утро.
Расправа происходила на палубе "Морской Чайки", и в сцене этой не было
ничего идиллического. Гриф молотил его кулаками, не оставил на нем живого
места, задал ему такую трепку, какой Алоизию не задавали никогда в жизни.
- Это ради вашего блага, Пенкберн, - приговаривал он, нанося удары. -
А это ради вашей матери. А это для блага мира, вселенной и всего будущего
потомства. А теперь, чтобы получше вдолбить вам этот урок, мы повторим все
сначала! Это для спасения вашей души; это ради вашей матери; это ради
ваших малюток, которых еще нет, о которых вы еще и не думаете, чью мать вы
будете любить во имя детей и во имя самой любви, когда благодаря мне
станете настоящим человеком. Принимайте же свое лекарство! Я еще не
кончил, я только начинаю. Есть еще немало и других причин для трепки,
которые я сейчас вам изложу.
Коричневые матросы, чернокожие буфетчики, кок - все смотрели и
ухмылялись. Им и в голову не приходило критиковать загадочные,
непостижимые поступки белых людей. Помощник капитана Карлсен с угрюмым
одобрением наблюдал действия хозяина, а Олбрайт, второй помощник, только
крутил усы и улыбался. Оба были старые моряки, прошедшие суровую школу. И
собственный и чужой опыт убедил их, что проблему лечения от запоя
приходится решать не так как ее решают медики.
- Юнга! Ведро пресной воды и полотенце, - приказал Гриф, кончив свое
дело. - Два ведра и два полотенца, - добавил он, посмотрев на свои руки.
- Хорош, нечего сказать! - обратился он к Пенкберну. - Вы все
испортили. А теперь от вас разит, как из бочки. Придется все начинать
сначала. Мистер Олбрайт! Вы видели груду старых цепей на берегу у лодочной
пристани? Разыщите владельца, купите все и доставьте на шхуну. Цепей этих
там, наверное, саженей полтораста... Пенкберн! Завтра утром вы начнете
счищать с них ржавчину. Когда кончите, отполируете наждаком. Затем
выкрасите. Вы будете заниматься только этим, пока цепи не станут гладкими
и блестящими, как новые.
Алоизий Пенкберн покачал головой.
- Ну, нет, хватит! Я бросаю это дело, остров Френсиса может идти ко
всем чертям! Потрудитесь немедленно доставить меня на берег. Я вам не раб,
я белый человек. Вы не смеете так со мной обращаться!
- Мистер Карлсен, примите меры, чтобы мистер Пенкберн не покидал
корабля.
- Я вам покажу! - завизжал Алоизий. - Вы не смеете меня здесь
удерживать!
- Я посмею еще раз вас отдубасить, - ответил Гриф. - И зарубите себе
на носу, одуревший щенок: я буду бить вас, пока целы мои кулаки или пока у
вас не появится сильное желание очищать эту ржавую цепь. Я за вас взялся,
и я сделаю из вас человека, хотя бы мне пришлось забить вас до смерти.
Теперь ступайте вниз и переоденьтесь. После обеда берите молоток и
принимайтесь за дело. Мистер Олбрайт, пошлите за ними лодки. И следите за
Пенкберном. Если он будет валиться с ног или его начнет трясти, дайте ему
глоток виски, но только один глоток. После такой ночи ему это может
понадобиться.
.
.
