В таком случае нет никакого свободного выбора. Ни один человек свободно не выберет мучения и смерть. Христианский "свободный выбор" — это демагогия.
Кто? Как именно считает?
Цитата Tigr:
|
В любом случае - не я их создатель; не мы с женой придумали механизм, приводящий к их появлению. »
|
Ага, это бог так устроил. Удобно.
Важно не кто придумал механизм, а кто им пользуется.
Изобретатель топора не виноват в смерти тех, кого этим топором зарубили.
Цитата Tigr:
|
Он терпеливо дает нам понять - чего от нас хочет, дабы никто потом на страшном суде не заявил, что не знать о Нем не знает и не слыхал никогда. »
|
Интересно, чего же он от нас хочет? То, чтобы мы знали о нём и боялись его?
И как может бог чего-то хотеть от людей? Он зависит от них?
Цитата Tigr:
|
Ты видел хоть одного такого забитого, к-й бы говорил: "Вообще-то я мужественный и бесстрашный воин, но вот карма такая, что мной все помыкают" ? »
|
Не понял аргумента. Ты говорил, что кому-то что-то суждено. Понятие предопределённости жизненного пути называется фатализмом. И я написал, что фатализм — это средство снятия ответственности с себя за свою жизнь, потому что можно быть недовольным жизнью, но ничего не пытаться делать и говорить, что это судьба такая (божий промысел, провидение и т. п.).
И для сильных мира сего удобно, когда народ думает, что нынешний правитель — это божья воля и испытание, надо терпеть, на том свете хорошо будет. То-то церковь стала основой модернизации.
Цитата Эрих Фромм "Человек для себя":
Теперь мы обратимся к вопросу о том, каково содержание чистой и виноватой авторитарной совести. Хотя очевидно, что любое нарушение позитивных норм, постулированных авторитетом, являет собой неповиновение, а значит, и вину (независимо от того, хороши или плохи эти нормы сами по себе), есть действия, расцениваемые как проступки, в любой авторитарной ситуации. Первый такой проступок — это бунт против установленного авторитетом порядка. Неповиновение становится «главным грехом», а послушание — главной добродетелью. Послушание предполагает признание за авторитетом верховной власти и мудрости, признание его права приказывать, награждать и карать по своему усмотрению. Авторитету подчиняются не только из-за страха перед его властью, но и из-за убежденности в его моральном превосходстве и правоте.
Уважению к авторитету сопутствует запрет на критическое отношение к нему. Авторитет может снизойти до объяснения своих приказов и запрещений, наград и наказаний или может воздержаться от этого; но индивид не имеет никакого права задавать вопросы и критиковать. Если индивиду кажется, что есть какие-то основания для критики в адрес авторитета, то виноват в этом подчиненный авторитету индивид; и уже сам тот факт, что некий индивид отваживается на критику, является доказательством его виновности.
Долг признания превосходства авторитета влечет за собой определенные запреты. Самым главным из них является табу на чувство равенства или на способность стать когда-либо равным авторитету, поскольку это противоречило бы безоговорочному его превосходству и уникальности. Действительным грехом Адама и Евы, как уже указывалось, была попытка уподобиться Богу; и в наказание за это притязание и одновременно для устранения возможности его повторения они были изгнаны из Эдемского сада. В авторитарных системах авторитет поставлен в положение, принципиально отличное от положения подчиненных ему людей. Он обладатель качеств, не достижимых для кого бы то ни было: магической власти, мудрости, силы, в чем ни один из людей не может с ним даже сравниться. Каковы бы ни были прерогативы авторитета, будь он владыкой Вселенной или единственным вождем, посланным судьбой, принципиальное неравенство между ним и любым из людей — это основной догмат авторитарной совести. Один особенно важный аспект уникальности авторитета составляет его привилегия быть тем единственным, кто не подчиняется чужой воле, а кто сам волит; кто является не средством, а самоцелью: кто творит, а не сотворен.
При авторитарной ориентации волеизъявление и творение — это привилегия авторитета. Те, кто подчинен ему, служат средствами для его целей и, соответственно, они — его собственность, которой он пользуется в своих целях. Верховная власть авторитета ставится под сомнение при попытке творения перестать быть вещью и стать творцом.
|
